– А это кто? – Астахов достал лист с акварельным портретом пожилого мужчины в шапочке, отороченной мехом.

– Бывший хозяин. Арон Шехтер. Богатый был.

– Где он сейчас, не слышал?

– Рассказывали, что завалило его с женой в подвале, когда немцы в первый раз Варшаву бомбили. Вообще-то жалко старика. Он, конечно, буржуй был, но человек неплохой.

– Это и из рисунка видно, что ты к нему хорошо относился.

– Все одно не то. Если б подучиться, технику узнать! Вы хотите, чтобы я как художник помог?

– Об этом мы как-то не подумали, – усмехнулся Астахов. – Хотя кто знает… Как считаешь, Петр Николаевич?

– Думается, Сергей Дмитриевич, товарища все же надо ввести в курс дела, как уже предлагалось. – Рябов стрельнул в Алексея взглядом. – А то он может подумать, что НКВД только картинки интересуют.

– Да-да. В курс дела, – эхом откликнулся Астахов, думая о своем. Он встал с кресла, подошел к Алексею, положил руку на плечо. – Ты про банды слыхал?

– Доводилось.

– Тогда, наверное, знаешь, что в некоторых воссоединенных районах обстановка еще не нормализовалась. Банды и контрреволюционные группы пытаются терроризировать население. А людям жить надо! Но в этих полесских деревушках каждый новый человек, как столб на юру, всем за версту видать.

– Это точно, – подтвердил Алексей. – Деревеньки-то, вески, по-местному, маленькие.

– Вот-вот… А по лесам и болотам еще прячется кулачье, разные молодчики из бывших легионов Пилсудского, польские солдаты и офицеры. Часть из них уходит за линию границы, чтобы организовать сопротивление немцам на территории Польши. Но есть и такие, что спелись с фашистами и с их помощью действуют против нас.

Алексей согласно кивнул.

– А я-то что могу?

– Многое, – подал голос молчавший до этого Рябов. – Комсомолец, были в подполье. Говорите по-русски, по-польски, на немецком можете объясняться, белорусский знаете. Даже в цирке успели поработать…

– Ну так как, согласен помочь органам? – Астахов снова сел напротив Алексея.

– Как-то все это… – Алексей, подыскивая слова, развел руками. – А что мне надо делать?

– Поехать к тетке.

– К Килине?

Астахов кивнул.

– О твоей подпольной работе она ничего не знала?

– Откуда? Кроме райкомовских, обо мне никто ничего. Такие обязанности были. А что у Килины делать?

– Это мы тебе объясним попозже, если ты согласишься.

– А я могу…

– …Отказаться? – закончил за него Астахов. – Можешь! И в Москву учиться поедешь без всяких задержек. Здесь тебя никто не неволит. Но я прошу – подумай о нашем разговоре. Я распорядился, секретарь устроит тебя в общежитие. Вот тебе телефон, держи. Завтра в девять позвони. Договорились?

ЗАБРОДЬ

Забродь затаилась. Затаились и другие города Польши, попавшие осенью тридцать девятого в руки немцев. Везде запестрели листочки с новыми правилами, распоряжениями и предписаниями, разнообразными по содержанию и однообразными по концовкам: за невыполнение расстрел.

Но в Заброди было совсем плохо. Он стал городом пограничным, и потому проворные и мрачные гренцшутцены [2] быстро переплели весь город спиралями из колючей проволоки и перегородили его полосатыми шлагбаумами. Но и это не все. В Заброди обосновались немецкие спецслужбы. Начальника АНСТ, [3] улыбчивого майора Ланге, в отличие от его гестаповского коллеги герра Келлера, почти никто не знал в лицо. Хотя он каждый день в любую погоду совершал утренний моцион. Просто по роду службы ему популярность была не нужна. Зато о других Ланге всегда старался знать все.

Ровно в 11.45 Ланге поднимался по темной облезлой лестнице частного пансиона «Астория-экстра».

Отель, уже забывший свои лучшие времена, Ланге облюбовал сразу, как только обосновался в Заброди, и превратил в место конспиративных встреч со своими людьми.

По длинному коридору второго этажа Ланге подошел к двери комнаты, где жил единственный постоялец, и постучал.

– Момент! – отозвались из-за двери приятным баритоном. Мимо Ланге из открывшейся двери проскользнула к лестнице молодая дама,

Ланге перевел взгляд на высокого мужчину, стоявшего в дверях. Тот посторонился почтительно, но без заискивания.

– Прошу простить за беспорядок. Присаживайтесь, – любезно предложил хозяин, – здесь вам, надеюсь, будет удобно.

– Ничего, ничего, полковник. – Ланге сел в кресло у стола, снял перчатки и, закурив, пустил дым в деревянный некрашеный потолок. – Развлекаетесь?

– Жизнь коротка, пан майор, особенно при нашей работе, – высокий небрежно накрыл постель.

– Да-да… – пробормотал Ланге и ткнул сигаретой в сторону двери. – Фрау Согурска?

– От вас ничего не скроешь. Извините. – Хозяин надел мундир белопольского полковника.

– Ну, это-то скрыть трудно. Пансионат под негласной охраной, а вы приглашаете в гости женщину.

– Можно подумать, что пан майор завидует! – Хозяин сказал эти слова все так же почтительно, но легкий оттенок иронии Ланге почувствовал.

– Я? Нисколько… Кстати, снимите эту тряпку, – Ланге небрежно кивнул на мундир. – Вашей опереточной армии больше не существует. В этом я велел вам ходить на болоте, пусть большевики считают, что мы там ни при чем.

Удар был точным. Хозяин заиграл жевалками и тихо сказал:

– Благодарю вас. Учту.

Разговор пошел в деловом тоне, и вел его Ланге.

– Я недоволен вами! Вы знаете, что я имею в виду!

– Я стараюсь.

– Знаю я ваши старания, – сказал Ланге и выразительно посмотрел на плохо застланную кровать. – Помните, что ваша жизнь связана с нами, с великой армией рейха.

– Но мои люди…

– Что, ваши люди? – подался к нему Ланге. – Убили двух трех коммунистов, застрелили большевистского сельского старосту… И этим наверняка привлекли к себе пристальное внимание НКВД. Из-за пустяков «засвечивать» группу?

– Пан майор знает, что ничего не делается сразу.

– Да, пан полковник, знает! – Ланге произнес «пан» с максимальным сарказмом. – А еще пан майор знает, что вы вместо выполнения порученных вам заданий занялись тривиальным грабежом!

– Позвольте заметить, что у пана майора не совсем верная информация.

– Верная. Не сомневайтесь. Какая стоит перед нами задача? Разведка, разведка и еще разведка! Будут ли большевики демонстрировать свою «линию Сталина» [4] и строить такую же на новой границе, когда она установится окончательно? Какие документы имеют местные сельские жители? Чем они отличаются от документов, выдаваемых в городах? Где образцы этих документов? Вводят ли большевики комендантский час? В какое время? Дислокация воинских частей: где и какие подразделения стоят, численность и вооружение гарнизонов? Какие документы имеют русские военнослужащие различных званий и родов войск? Строят ли большевики аэродромы? Если да, то где и какие? Как используют старые? И вообще, черт побери, что делают там красные войска? Вы должны заниматься тем, чем я велю, ясно?! Только этим! А вы стремитесь застрелить всех коммунистов по одному. Прекратите заниматься ерундой! Когда нам нужен будет тотальный террор, вам сообщат – развлекайтесь на здоровье.

Ланге щелкнул портсигаром, закурил.

– Запоминайте, что необходимо сделать…

Через сорок минут Ланге спускался по лестнице. Он был доволен встречей. Подчиненных надо держать в напряжении. Пусть всегда чувствуют зыбкость своего положения, зависимость от него, их начальника. Полковник представлялся ему червячком, который хотя и извивается, но у него на крючке. Главное – чтобы он сберег «тропинку» туда, к большевикам, пока еще не установилась точная граница. «Тихая банда»! Недурно! Именно на полковнике он решил опробовать свою идею маскировки разведывательно-диверсионной группы под вульгарную банду!